Гийом Апполинер и Пабло Пикассо
Завантажити презентаціюПрезентація по слайдам:
Гийом Аполлинер и Пабло Пикассо Презентацию подготовила ученица 11-Б класса Сайдан Владислава
ТАК ГОВОРИЛ ПИКАССО. Оставляй на завтра только то, что не жалко оставить недоделанным после своей смерти. Жизнь продлевают только работа и женщины. Мне нравится жить бедно... но с кучей денег в кармане. Плохие художники заимствуют. Хорошие художники крадут. Хороший вкус - худший враг творчества. Искусство - это ложь, ведущая к истине. Искусство - это волшебство, помогающее переносить муку повседневности. И среди людей копий больше, чем оригиналов. Все пытаются понять живопись. Почему они не пытаются понять пение птиц? Все имеют право меняться, даже художники. Есть художники, которые превращают солнце в желтое пятно, но есть и другие, те, что своим искусством и своим разумом превращают желтое пятно в солнце.
В XX столетии поэзия и живопись соединены несравненно более крепкими узами, чем в века предшествующие. К сфере авангарда такая закономерность относится в первую очередь. Это тем более поражает, что живопись все решительнее уходит от «содержания», которое могло бы быть выражено в слове — связь между образами, запечатленными словом и красками, становится от этого словно еще необходимее. Данную теоретическую проблему можно исследовать и в глобальном масштабе, и направляя внимание на отдельные творческие «пары». Среди подобных примеров едва ли не самым впечатляющим является творческое общение Гийома Аполлинера и Пабло Пикассо.
Творческое взаимодействие этих ярких творческих дарований имело свои странности, выражавшиеся на разных уровнях — и при личностных контактах, и при обращении поэта к творчеству художника, а художника к творчеству поэта, и при попытках двигаться в русле совместных творческих проектов, и в самой логике аполлинеровских определений специфики «нового духа», образцом для которого были для него (своеобразно, однако, им интерпретируемые) открытия Пикассо.
Аполлинер вслед за Пикассо охотно повторил бы, что творческая личность, «не восстающая постоянно против живущих в ней a priori, для искусства потеряна»; он писал о колесе, которое пришлось придумать, чтобы «воспроизвести» функцию ноги, а Пикассо подчеркивал, что «надо не запечатлевать движение, а опережать его» — формулы, почти идентичные, выдающие неодолимую для обоих потребность: «Не могу молчать! Не могу не писать/рисовать иначе, чем вчера...» Для Аполлинера, как и для Пикассо, непреложной истиной была естественность, спонтанность возникающей в творчестве новизны. «Я не ищу, — многократно повторял Пикассо, — я нахожу». Поясняя, почему Сезанн и Ван Гог смогли произвести революцию в живописи, Пикассо давал свое видение любого стремления к новизне: эти художники, его кумиры, просто «хотели нарисовать то, что они видели.< ...> Прекрасное возникло из невозможности для них нарисовать это иначе, чем у них получилось. Именно поэтому они стали Сезанном, Ван Гогом...»
Существуют свидетельства, что Пикассо не казались полновесными работы Аполлинера, ему посвященные. Тем не менее иногда художник соглашался обсуждать с другом написанное до публикации и всегда с почтением относился к теоретическим выступлениям Аполлинера, считая его в той знаменитой «ватаге Пикассо» единственным настоящим мыслителем, открывающим и перед живописью, и перед литературой новые горизонты.
Жан Кокто определил этот союз так: «Имена Аполлинера и Пикассо неразделимы. Никто не рисует лучше Пикассо. Никто не писал лучше Аполлинера».
Схожі презентації
Категорії